Хелен Дарбишир: «Право на доступ к информации — один из инструментов защиты демократии»

Опубликовал Наталья Смоленцева в 12/04/2018

Helen Darbishire. Source: access-info.org

Граждане имеют право знать, на что правительство тратит их деньги; журналисты-расследователи имеют право получать информацию для своих расследований; неправительственные организации постоянно борются за открытый доступ к данным по всей Европе — все это благодаря старому европейскому праву на доступ к информации. За последние пятнадцать лет многое изменилось: это касается и принятых законов и того, как граждане используют право на доступ к информации. Об этих изменениях «Правовой диалог» поговорил в Мадриде с Хелен Дарбишир, исполнительным директором Access Info Europe — организации, которая защищает и продвигает право на доступ к информации на европейском континенте.

Access Info Europe была основана в 2006 году. Какой была ситуация с доступом к информации тогда и почему была создана организация?

Я занимаюсь темой доступа к информации уже довольно долго, с середины 1990-х годов: я работала над законами о доступе к информации в Центральной и Восточной Европе, Латинской Америке и Африке. В то же время я хотела сделать что-то для того, чтобы мы в Западной Европе тоже не забывали об этом важнейшем праве. Например, в 2006 году в Испании еще не было закона о доступе к информации, в Германии закон только вступил в силу в 2006 году, а в Великобритании — в 2005. С одной стороны, это очень старое право на европейском континенте — оно берет свое начало из шведского закона 1766 года¹ Закон Швеции о свободе прессы от 1766 года является первым в мире законом, поддерживающим свободу печати и свободу информации. https://www.britannica.com/topic/Freedom-of-the-Press-Act-of-1766. С другой стороны, оно очень молодое. В большинстве стран Европы соответствующий закон появился только в последние 10-15 лет. На Кипре, например, закон был принят всего несколько месяцев назад, в декабре 2017 года. Это очень важное право для защиты прав человека, для демократии, для журналистов-расследователей, для борьбы с коррупцией, и очень важно задать высокую планку во всей Европе.

Что изменилось с 2006 года?

В 2006 году Межамериканский суд по правам человека признал право на доступ к информации фундаментальным правом. В 2009 году Европейский суд по правам человека, а в 2011 году ЕС и Комитет по правам человека назвали его фундаментальным правом, связанным с нашей свободой выражения мнения. В Испании был принят закон, который вступил в силу в 2014 году. Сейчас Европа и весь мир столкнулись с большим давлением на демократию, падением уровня доверия, ростом националистических популистских партий. Очень важно иметь инструменты для защиты демократии. Право на доступ к информации, несомненно, — один из таких инструментов.

Как можно воспользоваться своим правом на доступ к информации?

Каждый день в каждой европейской стране НКО и журналисты пытаются получить информацию от правительства. Иногда они её получают, иногда — нет, и им приходится обращаться к Уполномоченному по вопросам информации или обратиться в суд, чтобы отстоять это право. Например, в Испании нам удалось впервые получить протоколы решений, принятых Кабинетом министров. Мы получили все протоколы начиная с 1996 года. Впервые в истории Испании граждане увидели эти документы: решения, которые принимались каждую неделю лидерами страны.

Информация может касаться повседневной жизни или быть связанной с политикой высокого уровня. Журналисты-расследователи часто используют право на доступ к информации для получения данных для своих расследований, связанных с коррупцией. Правозащитники, которые работают с мигрантами, пытаются получить информацию о том, как обращаются с мигрантами по всей Европе.

Как по вашему мнению: стали люди в последние годы больше отдавать себе отчет в том, что у них есть право на доступ к информации?

Да, конечно. Я вижу массовый переход к более глубинному пониманию. Это начинается с гражданского общества, журналистов, юристов, более активных граждан, если угодно. Но я бы сказала, что дискурс действительно меняется, и все больше людей понимают, что они имеют право знать. Я упомянула проблему доверия. В то время как уровень доверия падает, очень важно сделать политику как можно более транспарентной, поскольку в обратном случае это только вселит еще больше подозрений.

Значит, доступ к информации может стать инструментом для политиков, чтобы вернуть доверие общества?

Да. Но я не думаю, что доверие является целью само по себе, по мне так целью является принятие правильных решений в интересах общества. Но как мы об этом узнаем, если у нас не будет информации? Немного здорового скептицизма — тоже хорошо. Мы должны задавать вопросы, мы должны требовать информацию. Мы знаем, что есть коррупция, мы знаем, что лоббисты пытаются влиять на политические решения. И хорошо, когда есть что-то, чтобы сбалансировать эту ситуацию.

Мы находимся сейчас в Испании. Расскажите, какие здесь текущие проблемы?

Испанская политическая система только начинает привыкать к идее доступа к информации. Например, мы работаем с правозащитными организациями, которые пытаются достать информацию касательно жилищной политики, политики в отношении цен на лекарства. Мы помогли экологической организации получить информацию о политике в области солнечной энергии. В Испании есть сильное энергетическое лобби, которое борется против солнечных панелей. Сегодня в Мадриде дождливый день, но обычно солнце сияет, так почему же мы не видим повсюду солнечные панели? Все дело в сопротивлении возобновляемым источникам энергии.

Как работает Access Info? Вы обращаетесь в суды? Занимаетесь адвокационными кампаниями?

Мы небольшая организация и стараемся строить свою работу стратегически и эффективно. У нас есть ряд инструментов. Во второй половине дня сегодня, например, я веду тренинг для судей о том, что такое право на доступ к информации. Мы все еще стараемся изменить менталитет и добиться реального понимания проблемы. Мы работаем с гражданским обществом, журналистами, объясняем людям, что это за право; это отправная точка. Далее мы либо сами запрашиваем информацию, либо помогаем людям запрашивать информацию. Если мы можем получить эту информацию — отлично, если нет — у нас есть адвокаты на условиях pro bono, которые помогут нам обратиться в суд, мы будем создавать шумиху вокруг этого. Судебный процесс никогда не ограничивается самим процессом, он всегда является частью более широкой кампании.

Можете привести пример кампании, которую вы провели?

В прошлом году мы провели кампанию по получению доступа к информации о командировочных расходах европейских комиссаров. Они не хотели предоставлять нам доступ к информации о своих расходах в командировках, я до сих пор не знаю почему. Мы подняли шум, мобилизовали большое количество людей, которые потребовали эту информацию. Люди хотят знать. Это вопрос доверия и честности. Мы добились того, что Европейская комиссия будет публиковать командировочные расходы комиссаров каждые два месяца. Это отлично! Мы проводим подобные кампании, а также обращаемся в разные судебные инстанции. Наше последнее дело мы проиграли, такое тоже случается. Иногда мы проигрываем.

Что это было за дело и как вы действовали после этого?

Мы попытались получить информацию о том, как была заключена сделка между ЕС и Турцией. Мы проиграли это дело, поскольку документы, которые мы пытались получить, могли «навредить международным отношениям», как сказали судьи. Вопрос заключается в следующем: на уровне ЕС международные отношения являются исключением из права доступа к информации, но нет ничего, что бы уравновешивало это исключение с точки зрения общественного интереса. Мы понимаем, что это может нанести вред международным отношениям, и, возможно, это чувствительная информация, но общественность имеет право знать, как было принято это решение и какими аргументами руководствовались те, кто его принимал. Мы проиграли это дело и теперь будем бороться за изменение правил, чтобы закон был на стороне транспарентности, чтобы в следующий раз в нашем и в чьем-то еще деле учитывались общественные интересы.

Access Info также публикует рейтинг качества законов о доступе к информации в мире — RTI. К моему удивлению, Европа в этом рейтинге совсем не преуспевает, а Австрия и Германия вообще занимают нижние позиции. А вот Россия, наоборот, стоит довольно высоко. Как так получилось?

Любому правительству — будь то Россия, Азербайджан или некоторые страны в Африке — очень легко принять самые лучшие законы о свободе информации, если они не намерены им следовать. Закон в Азербайджане очень хороший, но посмотрите на ситуацию там: я лично знаю некоторых журналистов, которые сидели в тюрьме. Это феномен, о котором мы не должны забывать. Нужно измерять транспарентность системы на практике. Хорошо, когда есть сильный инструмент, потому что доказано, что наличие сильного закона может помочь в правильном политическом контексте. Возможно, в России это не очень помогает, но в Сербии мы видим, как НКО получают информацию, вскрывают коррупцию, отправляют людей в отставку. Сильный закон — это хорошо, но он не будет работать сам по себе, так никогда не бывает: демократия — сложная система.

А как насчет Германии, например?

По правде сказать, Германия — очень интересный случай. Там было много сопротивления со стороны правительства тому, чтобы признать, что общественность имеет право на доступ к информации. Это часть немецкой правовой культуры и слегка «старомодное» отношение к демократии. Идея в том, что правительство знает, что лучше для граждан, правительство принимает решения в интересах граждан. А представители в парламенте контролируют то, что делает правительство, и больше ничего не нужно. Это работало некоторое время. Но случилась информационная революция. 2018 год — это год, когда половина населения мира подключена к Интернету, поэтому наши ожидания от доступа к информации радикально поменялись.

Как это повлияло на вашу работу?

Это очень сложная ситуация, особенно из-за обилия фейковых новостей, но нам важно добиваться того, чтобы ожидания людей относительно информации от правительства выполнялись. Потому что если им закрыт доступ к достоверной информации от правительства, им легко подсунуть фейковую информацию от людей с другими политическими задачами, и это очень опасно.

Нам нужна бóльшая транспарентность. Поэтому появляются новые глобальные движения, такие как Глобальное партнерство в области государственного управления — сеть из примерно 70 правительств, которой всего семь лет. В ближайшие 10-20 лет мы увидим еще более радикальные изменения.

Случается ли так, что право на доступ к информации вступает в конфликт с конфиденциальностью, например?

Я бы не использовала слово «конфликт». Я думаю, нужно найти баланс между доступом к информации и конфиденциальностью, и я думаю, что это на самом деле возможно. Каждый случай нужно рассматривать отдельно, потому что конфиденциальность — очень сложная проблема. Когда мы запросили доступ к информации о командировочных расходах европейских комиссаров, Европейская комиссия сначала ответила, что если они предоставят нам эти документы, они откроют личные данные членов Комиссии. Но они же общественные деятели, которые путешествуют по государственным делам и тратят государственные деньги! Мы имеем право знать, кто поехал, куда и когда, летели они обычным рейсом или на частном самолете, потратили на гостиницу 200 евро или 1200 евро. И мы успешно аргументировали это.

Или возьмем имена конечных бенефициаров компаний. Это частные лица. Однако мы видим, что некоторые компании принадлежат мафии или коррумпированным политикам, которые имеют оффшорные счета в Панаме… Разве мы не вправе иметь информацию о том, кто владеет такими компаниями? Разве журналисты-расследователи не должны выполнять свою работу? Журналист Ян Куцяк, недавно убитый в Словакии, возможно, был убит из-за своих запросов на доступ к информации. Он расследовал роль итальянской мафии в Словакии.

И какую же информацию он запрашивал?

Он запрашивал информацию из земельных регистров, из реестров компаний. В таких случаях в интересах общественности знать, кто эти люди и что они делают.

Вы много работаете с журналистами, вы даже подготовили для них инструкцию по запросу данных «Legal Leaks Toolkit». Можете рассказать нам об этом?

Мы постоянно помогаем журналистам. Мы помогаем журналистам с их просьбами и жалобами, помогаем им обращаться в суды по всей Европе, мы даем советы — от обучения тому, как использовать эту инструкцию, до собственно ее использования в борьбе за получение информации. Сейчас, после убийства Яна Куцяка, мы делаем кампанию о том, как защитить личность журналистов, которые подают запросы. Журналисты, правозащитники, внутренние информаторы должны быть защищены, чтобы обеспечить защиту своему расследованию.

Мы много говорим о гражданском обществе и журналистах, которые используют свое право на доступ к информации, а как насчет обычных людей? Я знаю, что вы создали платформу, AsktheEU, которая дает возможность каждому отправить запрос в институты Европейского Союза. Обычные граждане действительно задают такие вопросы?

Это зависит от страны. В Великобритании обычные люди используют свое право на доступ к информации часто, и это действительно впечатляет: больше 100 000 информационных запросов! Существует веб-сайт организации My Society, он очень прост в использовании. В Испании, напротив, очень сложно подать запрос: нужно указать свою личную информацию, иметь цифровую подпись, а она мало у кого есть. В разных европейских странах ситуация разная: это зависит от привычки задавать вопросы и от простоты использования механизмов. Большинство пользователей на нашей платформе AsktheEU — представители гражданского общества, некоторые — журналисты, юристы, но есть и частные лица. Их не очень много, люди чувствуют себя очень далеко от Брюсселя.

Мы призываем граждан воспользоваться этим правом. Самое прекрасное в праве на доступ к информации заключается в том, что можно задать вопрос, и государственные органы обязаны на него ответить. Мы также призываем журналистов упоминать в своих материалах, что «эта информация была получена с использованием права на доступ к информации». Очень важно напоминать людям об этом праве. Тогда, в случае, если право на доступ к информации окажется под угрозой, они будут готовы принять участие в кампании по его защите.