С точки зрения практики Европейского суда по правам человека (далее «Суд») проблема цифрового правосудия и доступа к интернету требует анализа нескольких теоретических вопросов. Что такое интернет — средство или цель? Как определяется право на доступ к интернету? Является ли оно самостоятельным правом человека или же дополняет другие права, защищаемые Европейской конвенцией о правах человека? Если рассматривать доступ к Интернету как одно из прав человека, что это означает для заключенных — в отличие от тех, кто живет вне тюремных условий?
Ниже я приведу трактовку понятия доступа к интернету как одного из прав человека в тюремном контексте европейского региона на основе правовой аргументации, принятой Судом, и выделю положительные и отрицательные стороны и последствия этой правовой парадигмы.
Советом Европы и другими международными организациями доступ к интернету все чаще «рассматривается как право», и звучат призывы разработать эффективную политику обеспечения всеобщего доступа к интернету, поскольку все больше услуг и информации можно получить только там.
Декларация Совета Европы «О свободе обмена информацией в Интернете» признает необходимость устранения барьеров, препятствующих участию людей в информационном обществе без какой-либо дискриминации 1Декларация о свободе обмена информацией в Интернете, принятая Комитетом министров Совета Европы 28 мая 2003 г. на 840-м заседании представителей министров. 2Принцип 4 касается устранения запретов на участие в информационном сообществе: «Государства-члены должны одобрять и поддерживать всеобщий доступ к свободному обмену информацией в интернете и информационным службам на недискриминационной основе по разумной цене. Кроме того, активное участие общественности, например, создание и развитие индивидуальных веб-сайтов, не должно становиться объектом лицензирования или других требований, имеющих подобный эффект».. В Рекомендации CM/Rec(2014)6 Комитета министров государствам-членам Совета Европы к «Руководству по правам человека для интернет-пользователей» подчеркивается общественная значимость интернета 3Рекомендация CM/Rec(2014)6 Комитета министров государствам-членам Совета Европы к «Руководству по правам человека для интернет-пользователей», принятая Комитетом министров 16 апреля 2014 г. на 1197-м заседании постоянных представителей министров..
Любые ограничения этой свободы не могут быть произвольными и должны преследовать законную цель в соответствии с Европейской конвенцией о правах человека.
Но признание права на доступ к интернету заставляет задуматься и о том, что реализовано это право может быть в различной степени в разных странах и внутри одной страны, а также вспомнить о проблеме «цифрового разрыва». Понятие «цифрового разрыва» впервые сформулировал Специальный докладчик ООН по вопросу о поощрении и защите права на свободу мнений и их свободное выражение в своем докладе Совету по правам человека 16 мая 2011 года. Оно означает разрыв между привилегированными людьми, имеющими фактический доступ к цифровым и информационным технологиям — в частности, к интернету, и теми, кто имеет ограниченный к ним доступ или не имеет вообще; к последним относятся и заключенные 4Report of the United Nations Human Rights Council’s Special Rapporteur on the Promotion and Protection of the Right to Freedom of Opinion and Expression, 16 May 2011 to the Human Rights Council (A/HRC/17/27)..
Цифровая справедливость или цифровой разрыв?
В практике Суда вопрос о цифровой справедливости и доступе к интернету рассматривается в рамках статьи 10 (право на информацию и доступ к правовым данным и цифровым юридическим услугам) и статьи 2 Протокола 1 (право на образование). Вся правовая аргументация, касающаяся доступа к интернету и смежных прав, основана на позитивистской идее, прямо связывающей интернет с человеческим и социальным прогрессом 5United Nations Human Rights Council A/HRC/32/L.20, 2.. Интернет также рассматривается как способ расширения прав на свободу выражения мнений и свободу мирных собраний и объединений, а защита конфиденциальности в интернете — как необходимый инструмент реализации этих прав 6Там же..
В тюремном контексте особый интерес представляет связь между доступом к интернету и поощрением права на образование, поскольку интернет открывает возможности для экономически доступного и инклюзивного образования в глобальном масштабе 7Там же..
Одной из недавних попыток транслировать право на доступ к интернету в нормы международного права является резолюция Совета ООН по правам человека «Поощрение, защита и осуществление прав человека в интернете». Осуждая «цифровой разрыв», резолюция подчеркивает необходимость его устранения в отношении определенных категорий уязвимых лиц, в основном женщин и инвалидов 8Там же.
Наряду с вопросом уязвимости и социальных ограничений, понятие «цифрового разрыва» актуально и при рассмотрении проблемы доступа к интернету в тюрьмах. В практике Суда правовая уязвимость заключенных устанавливается отдельно для каждого случая, исходя из того, что суть лишения свободы заключается не только в контроле государства над физическим благополучием заключенного, но и в подчинении заключенного государственной власти в сфере личной автономии, доступа к информации, особенно правовой, и контактов с внешним миром. Правовую уязвимость заключенных следует оценивать посредством анализа тюремного контекста и конкретных условий содержания в местах лишения свободы.
Проследить развитие юридической аргументации по вопросу о доступе к интернету в тюрьме можно на примере трех недавно рассмотренных дел, в которых Суд изучал этот вопрос и столкнулся с необходимостью дать толкование доступа в интернет как права человека в тюремном контексте.
Kalda v. Estonia
Впервые Суд рассмотрел этот вопрос в деле Kalda v. Estonia, где было установлено нарушение Статьи 10 из-за ограничения доступа заключенных к определенным сайтам 9Kalda v. Estonia (Application No. 17429/10), 19 January 2016, EHCR.. Эти сайты, доступ к которым запрашивал заявитель, «преимущественно содержали юридическую информацию и информацию, касающуюся основных прав, включая права заключенных» 10Там же, § 50.. Поскольку «доступность такой информации способствует повышению правовой осведомленности общества и уважению прав человека», Суд счел важным «аргумент заявителя о том, что эстонские суды пользовались такой информацией и заявителю был необходим доступ к ней для защиты своих прав в судебном разбирательстве» 11Там же. Кроме того, «когда заявитель подавал жалобу в национальные суды, переводы на эстонский язык и резюме решений Суда были опубликованы только на сайте Информационного бюро Совета Европы», в доступе к которому ему было отказано12Там же, § 51..
У государства нет общего позитивного обязательства предоставлять заключенным доступ к интернету 13Там же, § 45.. Единственной причиной, побудившей Суд признать нарушение статьи 10, было то, что государство, в данном случае Эстония, уже предоставляло заключенным доступ к интернету. Это привело к неоднородной ситуации в европейских государствах-членах Совета Европы, ограничив возможность Суда признавать нарушения в отношении доступа к информации и преодоления «цифрового разрыва» в тюрьмах.
Jankovskis v. Lithuania
В следующем деле Jankovskis v. Lithuania заключенный жаловался на отказ в доступе к сайту Министерства образования и науки Литвы, лишивший его возможности получать информацию, относящуюся к образованию, что является нарушением статьи 10 Конвенции 14Jankovskis v. Lithuania (Application No. 21575/08), 17 January 2017, EHCR..
В этом деле интересно то, что Суд рассматривал не доступ к интернету как таковой, а лишь доступ к определенному виду информации, связав его с правом на образование и возможностью реабилитации в тюрьме. Заявитель жаловался, что, будучи заключенным, он хотел получить доступ через интернет к информации, опубликованной исключительно на сайте, принадлежащем Министерству образования и науки 15Там же, § 53.. Суд еще раз подтвердил, что «тюремное заключение неизбежно налагает ряд ограничений на контакты заключенных с внешним миром, в том числе на их возможность получать информацию» 16Там же, § 55.. Таким образом, как уже было установлено в деле Kalda, «Статья 10 не может быть истолкована как налагающая общее обязательство предоставлять заключенным доступ к интернету или к определенным интернет-сайтам» 17Там же..
Тем не менее Суд установил, что доступ к информации, касающейся образования, гарантирован законодательством Литвы. Таким образом, существенное различие между делами Kalda и Jankovskis состоит в том, что в Литве не только нет закона, обязывающего предоставлять заключенным доступ к интернету, но «запрет заключенным пользоваться интернетом в тюрьме можно рассматривать как «предусмотренный законом» в значении статьи 10 § 2 Конвенции» 18Там же, § 57..
Тем не менее Суд признал нарушение статьи 10, поскольку «вмешательство [в право на получение информации] не может считаться необходимым в демократическом обществе». 19Там же, § 64..
Суд также установил связь между доступом к интернету и правом на информацию, заявив, что «определенная информация доступна исключительно в интернете», и тем самым определив природу интернета как инструмента получения информации, связанной с образованием 20Там же.. Суд пошел еще дальше, подтвердив, что помимо права на информацию в данном деле идет речь о праве на социальную реабилитацию, поскольку «не было бы безосновательным считать, что [эта] информация имела прямое отношение к интересу заявителя в получении образования, что, в свою очередь, имеет значение для его реабилитации и последующей реинтеграции в общество» 21Там же, § 59.. По мнению Суда, доступ к интернету не является правом в строгом смысле слова, но может быть инструментом для осуществления основных прав. Он является средством, а не целью.
Mehmet Reşit Arslan and Orhan Bingöl v. Turkey
И наконец, Суд рассмотрел право на доступ к интернету в тюрьме в деле Mehmet Reşit Arslan and Orhan Bingöl v. Turkey. 22Mehmet Reşit Arslan and Orhan Bingöl v. Turkey (Application Nos. 47121/06, 13988/07, and 34750/07),18 June 2019, EHCR.. В данном деле связь между доступом к интернету и правом на образование проведена с наибольшей определенностью.
В июне 2006 года двое заявителей, отбывавших наказание в виде лишения свободы за террористическую деятельность, сдавали вступительные экзамены в два высших учебных заведения. Оба заявителя, со ссылкой на соответствующее национальное законодательство, попросили дать им возможность воспользоваться компьютером с доступом к интернету в помещениях, отведенных для этой цели тюремной администрацией, для получения высшего образования. Тюремные власти отказали в их просьбе, а попытка обжалования отказов была безуспешной. Как и в Литве, турецкое законодательство разрешает использование аудиовизуальных учебных ресурсов, компьютеров и доступа к интернету под наблюдением в помещениях, отведенных для этой цели тюремной администрацией, в рамках программ реабилитации или обучения 23Там же, § 53..
В вопросе о доступе к интернету как способу реализации права на образование Суд опирался на свою предыдущую практику, касающуюся доступа к образованию в тюрьмах. Хотя право на образование не является абсолютным правом и государство не обязано создавать определенные учебные заведения, оно должно обеспечить фактический доступ к существующим учебным заведениям 24Там же, § 39.. Использование компьютеров и доступ к интернету рассматриваются Судом как «материальные средства, незаменимые для эффективного осуществления права на образование, поскольку они позволяют заключенным подготовиться к экзаменам для поступления в учебные заведения и, в соответствующих случаях, продолжить учебу» 25Там же, § 53..
В данном деле, как и в деле Kalda, государство предоставляло доступ к интернету в тюрьме при определенных условиях и, как в деле Jankovskis, Суд подтвердил защиту доступа к интернету, установив причинно-следственную связь с правом на образование.
Перспективы на будущее
Если таковы сегодняшние тенденции решения Судом вопроса о доступе к интернету, то в будущем Суду предстоит рассмотреть роль интернета в тюрьме с других, потенциально еще более важных точек зрения.
В ряде европейских стран отмечено движение в направлении оцифровки правосудия и судебных процессов, а также замены физических встреч с членами семьи, адвокатами и другими сторонами онлайн-общением при помощи соответствующего программного обеспечения. Типичным является пример Италии: недавно принятый закон № 123/2018 предусматривает возможность участия заключенных в судебных слушаниях по видеоконференцсвязи.
Похоже, что такое решение продиктовано скорее необходимостью экономии средств на транспортировку заключенных, нежели потребностью обеспечить их участие в судебном процессе. Физическое присутствие заключенных в залах судебных заседаний имеет решающее значение для обеспечения права на справедливое судебное разбирательство, и очень важно ограничить принудительную изоляцию заключенных и сократить физическую дистанцию между заключенным и судом.
References[+]
↑1 | Декларация о свободе обмена информацией в Интернете, принятая Комитетом министров Совета Европы 28 мая 2003 г. на 840-м заседании представителей министров. |
---|---|
↑2 | Принцип 4 касается устранения запретов на участие в информационном сообществе: «Государства-члены должны одобрять и поддерживать всеобщий доступ к свободному обмену информацией в интернете и информационным службам на недискриминационной основе по разумной цене. Кроме того, активное участие общественности, например, создание и развитие индивидуальных веб-сайтов, не должно становиться объектом лицензирования или других требований, имеющих подобный эффект». |
↑3 | Рекомендация CM/Rec(2014)6 Комитета министров государствам-членам Совета Европы к «Руководству по правам человека для интернет-пользователей», принятая Комитетом министров 16 апреля 2014 г. на 1197-м заседании постоянных представителей министров. |
↑4 | Report of the United Nations Human Rights Council’s Special Rapporteur on the Promotion and Protection of the Right to Freedom of Opinion and Expression, 16 May 2011 to the Human Rights Council (A/HRC/17/27). |
↑5 | United Nations Human Rights Council A/HRC/32/L.20, 2. |
↑6, ↑7, ↑17, ↑20 | Там же. |
↑8, ↑11 | Там же |
↑9 | Kalda v. Estonia (Application No. 17429/10), 19 January 2016, EHCR. |
↑10 | Там же, § 50. |
↑12 | Там же, § 51. |
↑13 | Там же, § 45. |
↑14 | Jankovskis v. Lithuania (Application No. 21575/08), 17 January 2017, EHCR. |
↑15, ↑23, ↑25 | Там же, § 53. |
↑16 | Там же, § 55. |
↑18 | Там же, § 57. |
↑19 | Там же, § 64. |
↑21 | Там же, § 59. |
↑22 | Mehmet Reşit Arslan and Orhan Bingöl v. Turkey (Application Nos. 47121/06, 13988/07, and 34750/07),18 June 2019, EHCR. |
↑24 | Там же, § 39. |