В поисках баланса: свобода выражения мнения и уголовные санкции в борьбе с дезинформацией о COVID-19

Пандемия COVID-19 стала мировым кризисом в медицине, и каждое государство по закону обязано принимать меры для сдерживания распространения вируса и спасения жизни людей. ¹Власти обязаны в соответствии со статьей 2 Европейской конвенции принимать меры для защиты права на жизнь. См. Budayeva and Others v. Russia, nos. 15339/02 and 4 others, ECHR 2008. Наряду с вызовами, стоящими перед здравоохранением, ситуация усугубляется стремительным распространением дезинформации о COVID-19 (фейковых новостей).

Дезинформация ставит под угрозу здоровье и жизнь людей. ²‘UN Tackles ‘Infodemic’ of Misinformation and Cybercrime in COVID-19 crisis’ (31 March 2020), accessed 28 July 2020. Государства должны принимать адекватные меры для нейтрализации воздействия дезинформации о COVID-19, при этом страны выбирают разные пути для этого. В то время как одни государства решают бороться с дезинформацией путем распространения достоверной информации из надежных источников ³OSCE, ‘Human Dimension Commitments and State Responses to the Covid-19 Pandemic’ (OSCE Office for Democratic Institutions and Human Rights (ODIHR) 2020) 5, 55., другие предпочитают более жесткие меры и вводят серьезные ограничения свободы выражения мнения ⁴Article 19, ‘Viral Lies: Misinformation and the Coronavirus’ (March 2020) 9, по состоянию на 15 июля 2020 г.. В целом меры реагирования государств на дезинформацию о COVID-19 можно разделить на три категории: уголовные санкции, удаление контента и информационно-просветительские кампании. Если распространение достоверной информации вряд ли вызовет у кого-то возражения, ограничительные меры потенциально могут рассматриваться как неоправданное вмешательство в право на свободу выражения мнения.

Общий запрет дезинформации о COVID-19 несовместим с принципами законности и необходимости в демократическом обществе в соответствии со Статьей 10 Европейской конвенции о правах человека (ЕКПЧ, Конвенция). В качестве подтверждения можно обратиться к тому, как выглядит запрет дезинформации о COVID-19 в России и Сербии. Обе страны применяют уголовное законодательство для предотвращения распространения недостоверных сведений о заболевании: в России с этой целью принят новый закон, а в Сербии власти воспользовались уже существующими нормами уголовного права.

Запрет распространения информации и дезинформации в свете положений Статьи 10 Европейской конвенции о правах человека

Свобода выражения мнения является одним из основных прав, но это право не абсолютно и может быть ограничено. ⁵Toby Mendel, Freedom of Expression: A Guide to the Interpretation and Meaning of Article 10 of the European Convention on Human Rights (Council of Europe 2012) 2. Вмешательство в свободу выражения мнения может быть оправдано, если такое вмешательство удовлетворяет критериям «трехступенчатого теста», а именно: оно должно быть предусмотрено законом, преследовать одну или несколько изложенных в Статье 10(2) законных целей и быть необходимо в демократическом обществе. ⁶Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, измененная и дополненная Протоколами. № 11 и № 14 (4 ноября 1950 г.) ETS 5, Статья 10 (2); Fiona de Londras and Kanstantsin Dzehtsiarou, Great Debates on the European Convention on Human Rights (Palgrave 2018) 96; Mariya Alekhina and Others v Russia, no. 38004/12, para 199, 17 July 2018. Что же такое принцип законности и необходимость в демократическом обществе?

Рассматривая вопрос о законности, Европейский суд по правам человека применяет два стандарта, которые должны быть соблюдены, чтобы регулирование считалось предусмотренным законом в соответствии со Статьей 10 ЕКПЧ – это стандарты доступности и предсказуемости. ⁷The Sunday Timesv the United Kingdom (no. 1), 26 April 1979, para 49, Series A no. 30; Gawęda v Poland, no. 26229/95, para 39, ECHR 2002-II. Доступность означает, что «указанные меры должны иметь правовую основу в национальном законодательстве». ⁸Tolstoy Miloslavsky v the United Kingdom, 13 July 1995, para 37, Series A no. 316-B. Предсказуемость требует, чтобы закон был «сформулирован с достаточной точностью и давал возможность [людям], прибегая в случае необходимости к юридической помощи, предвидеть в разумной при данных обстоятельствах степени, к каким последствиям могут привести те или иные их действия». ⁹Там же. п. 37. Таким образом, все ограничения, налагаемые на распространение дезинформации о COVID-19, должны быть предусмотрены законом, причем в законе должно быть ясно указано, как идентифицировать дезинформацию и все ли виды дезинформации запрещены.

Помимо того, что допустимые ограничения свободы выражения мнения предписаны законом и преследуют одну из законных целей, они также должны быть «необходимы в демократическом обществе». ¹⁰Fiona de Londras and Kanstantsin Dzehtsiarou, Great Debates on the European Convention on Human Rights (Palgrave 2018) 98. Толкование этого стандарта Судом предполагает обязанность государства-ответчика показать, что его действия были мотивированы наличием «насущной социальной потребности». ¹¹Handyside v the United Kingdom, 7 December 1976, para 48, Series A no. 24. Суд рассматривал вопрос о недостоверной информации в связи с тремя разными видами дел: (1) дела о диффамации ¹²Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v France [GC], nos. 21279/02 and 36448/02, ECHR 2007-IV.; (2) дела об отрицании Холокоста ¹³Perinçek v Switzerland [GC], no. 27510/08, ECHR 2015. и (3) дела, в которых власти признали недостоверной ту или иную медицинскую информацию ¹⁴Vérités Santé Pratique Sarl v France, no. 74766/01, ECHR 2001.. Оценка «насущной социальной потребности» осуществляется для каждой группы дел по-разному, но во всех случаях недостоверная информация может быть запрещена, только если она способна причинить значительный вред обществу. Например, в делах о диффамации «серьезные последствия для репутации и прав людей» ¹⁵СЕ, «Интернет: прецедентная практика Европейского суда по правам человека» (июнь 2015 г.) 20, по состоянию на 1 августа 2020 г. трактуются как значительный вред обществу. В делах об отрицании Холокоста значительный вред обществу наносят утверждения, которые «призывают к ненависти или нетерпимости». ¹⁶Perinçek v Switzerland (n 14) para 280. Следовательно, дезинформация о COVID-19 может быть запрещена только если наносит обществу вред «такого масштаба, что существует «насущная социальная потребность» ограничить такие высказывания». ¹⁷Marko Milanovic, ‘Viral Misinformation and the Freedom of Expression: Part I’ (EJIL:Talk, 13 April 2020), accessed 5 July 2020.

Уголовные санкции за дезинформацию о COVID-19

Хотя в отдельных редких случаях применение уголовных санкций может быть оправдано, такой подход вызывает озабоченность с точки зрения прав человека. ¹⁸Доклад Article 19 (n 5) 9. На примерах России и Сербии можно увидеть, что общий запрет распространения «фейковых новостей» о коронавирусе в значительной степени несовместим с критериями законности и необходимости в демократическом обществе.

Во-первых, «общий запрет на распространение информации, основанный на туманных и двусмысленных идеях, включая запрет «фальшивых новостей» или «необъективной информации» ¹⁹Специальный докладчик Организации Объединенных Наций (ООН) по вопросу о праве на свободу убеждений и их свободное выражение, Представитель Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) по вопросам свободы средств массовой информации, Специальный докладчик Организации американских государств (ОАГ) по вопросу свободы выражения мнения и Специальный докладчик по вопросу о свободе выражения мнения и доступе к информации в Африке, «Совместная декларация о свободе выражения мнения, а также «фейковых» новостях, дезинформации и пропаганде» (3 марта 2017 г.) 2 (a) по состоянию на 7 июля 2020 г.», несовместим с критерием «предписано законом». Отсутствие точного определения дезинформации создает риск расширенного и субъективного применения норм уголовного права. ²⁰Article 19, ‘Singapore: New law on “online falsehoods” a grave threat to freedom of expression’ (Article 19, 9 May 2019) по состоянию на 13 августа 2020 г.

Например, сербские власти применяли статью 343 УК для преследования лиц, распространявших дезинформацию. ²¹‘Serbia journalist’s car tyre cut, Nova.rs says, NDNV worries about her safety’ (N1, 1 May 2020) по состоянию на 18 августа 2020 г. Эта статья устанавливает наказание за распространение ложных новостей, вызывающих панику или нарушение общественного порядка, в виде лишения свободы на срок от трех месяцев до трех лет. ²²Уголовный кодекс Республики Сербия, Официальный вестник РС, №№ 85/2005, 88/2005, 107/2005, статья 343. Однако в статье не объясняется, как идентифицировать дезинформацию и как оценить, вызывает ли она панику.

Тот факт, что общий запрет дезинформации в туманной формулировке не соответствует принципу законности, можно проиллюстрировать на примере Аны Лалич. Сербская журналистка Ана Лалич была арестована после того, как сообщила о неадекватных условиях труда и отсутствии средств защиты в больнице. ²³Ana Lalic, ‘KC Vojvodine pred pucanjem: Bez zaštite za medicinske sestre’ (Nova, 1 April 2020) по состоянию на 19 августа 2020 г. После выхода статьи журналистку «поместили под стражу по подозрению в публикации текстов, вызывающих панику и беспорядки». ²⁴Article 19, ‘Serbia: Journalist Ana Lalic arrested for reporting on inadequate hospital facilities for coronavirus’ (Article 19, 2 April 2020) по состоянию на 27 июля 2020 г. Ана Лалич утверждала, что в ее материале была не дезинформация, а интервью с врачами об условиях работы в их больнице. ²⁵Attila Mong, ‘Serbian reporter Ana Lalić on her arrest and detention over COVID-19 report’ (CPJ, 29 April 2020) по состоянию на 29 июля 2020 г. Трудно предсказать, какие утверждения могут быть квалифицированы как дезинформация в соответствии со статьей 343 УК Сербии, поскольку власти по своему усмотрению определяют, какую информацию следует считать недостоверной. Таким образом, данный закон не является предсказуемым, поскольку невозможно предвидеть, какого рода недостоверная информация входит в сферу его применения.

Во-вторых, общий запрет дезинформации о COVID-19 несовместим и с принципом необходимости в демократическом обществе. Специальный докладчик ООН по вопросу о поощрении и защите права на свободу мнений и их свободное выражение отметил, что «туманно сформулированные запреты на дезинформацию, по сути, наделяют должностные лица государственных органов возможностью оценивать правдивость или ложность распространяемой в публичном и политическом пространстве информации вопреки требованиям пункта 3 статьи 19, касающимся необходимости и соразмерности». ²⁶КПЧ, Доклад Специального докладчика «Пандемии болезней в аспекте свободы мнений и их свободного выражения» (23 апреля 2020 г.) UN Doc. A/HRC/44/49 п. 49.

В России, согласно статье 207.1 УК РФ, «публичное распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, и (или) о принимаемых мерах по обеспечению безопасности населения и территорий, приемах и способах защиты от указанных обстоятельств» наказывается штрафом в размере до 700 000 рублей (9300 долларов США) или исправительными работами на срок до одного года, а за распространение «заведомо ложной общественно значимой информации» можно получить до пяти лет лишения свободы. ²⁷Уголовный кодекс Российской Федерации N 64-ФЗ 1996 г., ст. 207.1. Верховный суд РФ пояснил, что заведомо ложная информация наказуема, только если представляет реальную общественную опасность. ²⁸Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) N 1 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 21 апреля 2020 г.) На первый взгляд такая формулировка удовлетворяет требованию необходимости в демократическом обществе, поскольку наказуемы только те действия, которые представляют опасность для общества. Однако закон не устанавливает критерии опасности для общества, оставляя этот вопрос на усмотрение властей. Следовательно, криминализация дезинформации о COVID-19 стала «удобным предлогом для того, чтобы заставить замолчать критиков и консолидировать власть». ²⁹Kenneth Roth, ‘How Authoritarians Are Exploiting the COVID-19 Crisis to Grab Power’ (HRW, 3 April 2020) по состоянию на 18 июля 2020 г.

В подтверждение того, что общая криминализация дезинформации о COVID-19 позволяет властям игнорировать принцип «насущной социальной потребности», можно привести дело Алексея Пичугина, признанного виновным в уголовном преступлении из-за поста в мессенджере Telegram. ³⁰Анна Пушкарская, «Неверно понял интересы общества». Как нижегородского журналиста приговорили за «фейк» о пандемии (Русская служба Би-би-си, 10 декабря 2020 г.) по состоянию на 17 декабря 2020 г. В апреле 2020 года в Дивеевском монастыре состоялось богослужение с участием большого числа верующих, несмотря на угрозу распространения COVID-19. В своем telegram-канале Пичугин саркастически написал, что богослужение было похоже на «спланированную акцию по инфицированию населения». ³¹Там же. Его пост стал реакцией на нелогичные действия властей, которые позволили провести богослужение во время пандемии. ³²На журналиста из Нижнего Новгорода завели уголовное дело о фейках из-за поста про коронавирус (OVD-Info, 17 April 2020) по состоянию на 18 декабря 2020 г. Несмотря на то, что пост не вызвал паники или общественного вреда, Пичугина признали виновным в распространении ложной информации. ³³Анна Пушкарская (n 32) Суд постановил, что Пичугин «неверно понял интересы общества» и как профессиональный журналист «не мог не осознавать возможность общественно опасных последствий». ³⁴Анна Пушкарская, там же.

Вмешательство в право на свободу выражения мнения на основании «возможного негативного воздействия» того или иного утверждения может быть законным. ³⁵Например, Sürek v. Turkey (no. 1) [GC], no. 26682/95, ECHR 1999-IV; Šimunić v. Croatia, no 20373/17, ECHR 2019. Однако, прежде чем осуществлять такое вмешательство, следует оценить характер высказывания, его потенциальные последствия и контекст, в котором оно имело место. ³⁶Perinçek v Switzerland (n 14) paras 12-26. В случае с Пичугиным суд такую оценку не провел. Вряд ли можно утверждать, что заявление было потенциально вредным по своей сути, поскольку оно не содержало призывов к опасным действиям. Кроме того, оно вряд ли могло привести к вредным последствиям, учитывая небольшой размер аудитории telegram-канала Пичугина и его незначительное публичное воздействие. И наконец, суду следовало принять во внимание, что это заявление было сделано в саркастической манере. Уголовное наказание, назначенное в деле Пичугина, не было соразмерным. Этот пример показывает, что в отсутствие точно сформулированных критериев для определения того, какая дезинформация может привести к вредным последствиям, и без тщательного изучения властями всех обстоятельств дела вмешательство в право на свободу выражения мнения будет несоразмерным.

Разные виды дезинформации требуют разных ответных мер. Уголовные санкции должны применяться только в экстремальных ситуациях, когда дезинформация о COVID-19 наносит значительный общественный вред и при этом невозможно применить менее ограничительные. Кроме того, норму уголовного законодательства, запрещающую распространение дезинформации о COVID-19, не следует формулировать расплывчато, поскольку слишком широкое определение дезинформации может привести к несоразмерному применению уголовных санкций.

Similar Posts:

• Searching for balance: freedom of expression and the use of criminal measures to combat COVID-19 misinformation