Что ждет российских граждан, экстрадируемых из стран ЕС на родину? Согласно Европейской Конвенции по правам человека и прецедентному праву ЕСПЧ, страна, выдающая обвиняемого, должна оценить риски, которые могут ожидать экстрадируемого. Но верно ли оценивают эти риски европейские суды?
17 января 2013 года в Роттердаме в пересылочном пункте для мигрантов покончил с собой 36-летний россиянин Александр Долматов. Накануне власти Нидерландов отказали ему в политическом убежище. Александра преследовали в России по известному «болотному делу» — уголовному делу, возбужденному по статье о массовых беспорядках, в рамках которого к разным тюремным срокам были приговорены почти два десятка участников мирной демонстрации на Болотной площади 6 мая 2012 года. По словам директора «Руси сидящей» Ольги Романовой, Александр Долматов настолько не мог принять тюремное заключение, пытки, издевательства, ожидавшие его в России, что решил уйти из жизни.
История Долматова показывает, насколько серьезно следует относиться выдающей стране к тем угрозам, которые могут ждать экстрадируемого на родине. Согласно Европейской Конвенции по правам человека и прецедентному праву ЕСПЧ, страна, выдающая обвиняемого, должна оценить риски, которые могут ожидать экстрадируемого. В постановлении Garabayev v. Russia от 7 июня 2007 ЕСПЧ указывает на необходимость убедиться в том, что обвиняемому в стране выдачи не грозят пытки или бесчеловечное обращение. Для этого суду следует запросить у страны гарантии безопасности экстрадируемого, например, возможность его беспрепятственного посещения независимыми наблюдателями. Однако соблюдаются ли гарантии Европейской Конвенции в отношении российских граждан и достаточны ли они?
В октябре 2017 года из Великобритании был экстрадирован Станислав Дзгоев, гражданин России, обвинявшийся в разбое. Эта была вторая успешная экстрадиция российского гражданина из Великобритании в истории, и первая с 2013 года. Российское правительство добилось экстрадиции с помощью гарантии Генеральной прокуратуры России о том, что экстрадируемый будет содержаться в особых условиях, не нарушающих положений ст. 3 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания.
Россия восприняла эту экстрадицию как большой успех правоохранительных органов. В официальном обращении Генеральная прокуратура выразила надежду на то, что «данное решение станет прецедентом и переломным шагом в вопросах взаимодействия Генеральной прокуратуры… и компетентных органов Великобритании в сфере экстрадиции».
Это решение, как и реакция на него российских органов, и детали этого дела поднимают немало вопросов. В первую очередь, насколько заслуживают доверия гарантии российских правоохранительных органов? Ведь именно гарантия Генеральной прокуратуры сыграла важнейшую роль в принятии решения по этому делу.
Нужно отметить, что, согласно ФЗ «О прокуратуре Российской Федерации» (N 2202-1, 17.01.1992) и положению о Главном управлении международно-правового сотрудничества (утв. Генпрокуратурой России 15.02.2007), Генеральная прокуратура не уполномочена давать указания Федеральной службе исполнения наказаний и следственным органам о том, чтобы обвиняемый или осужденный был направлен в конкретный следственный изолятор или колонию. Таким образом, в данном случае Генеральная прокуратура предоставила гарантии, которые изначально не имела ни полномочий, ни возможности соблюсти. Ответ на вопрос, стоит ли доверять таким гарантиям, очевиден.
Помимо этого, по данным «Руси сидящей», полученным из обращений заключенных и их близких, и результатам собственных исследований организации, в России не существует следственных изоляторов и колоний, отвечающих требованиям ст. 3 Конвенции. В делах, по которым работает «Русь сидящая», в качестве такого места Генеральная прокуратура называла СИЗО №1 Москвы. Однако даже Правительство России в своем постановлении от 06.04.2018 указывает, что московские изоляторы переполнены, в них отсутствуют условия для оказания медицинской помощи. По нашим данным, СИЗО №1 не является исключением. Хотя возможностей для получения медицинской помощи в нем сравнительно больше, чем в других следственных изоляторах Москвы, ее уровень, а также обеспеченность медикаментами остается на крайне низком уровне.
Вызывает вопросы и такой эмоциональный официальный пресс-релиз, выпущенный Генеральной прокуратурой в связи с этим событием, и само ее рвение обеспечить экстрадицию человека, обвиняющегося в бытовом насильственном преступлении. Исходя из текста сообщения Генеральной прокуратуры, в котором никак не упоминаются обстоятельства дела Дзгоева 1Dzgoev v Russian Federation [2017] EWHC 735, 24 February 2017, можно говорить о том, что сам Дзгоев не представлял интереса для российской стороны, а цель заключалась в создании положительного прецедента и формировании судебной практики.
В 2018-2019 годах «Русь сидящая» стала получать значительно больше обращений от граждан России, экстрадируемых из стран ЕС. Большая часть из них не является политическими активистами или представителями крупного бизнеса. Во всех новых делах Россия обещает национальным судам, что обвиняемый будет содержаться в особых условиях, и отрицает политическую мотивированность преследования.
На наш взгляд, такое увеличение экстрадиционных дел, запросов об экстрадиции по старым делам связано с изменением подхода России. В потоке массы запросов, где большинство обвиняемых не представляет действительного интереса для российского правительства, можно скрыть те запросы, по которым Россия осуществляет политически мотивированное преследование. Мы называем такой подход российских властей тактикой «юридического спама». Этот подход представляет потенциальную угрозу для гражданских активистов из России, которым на родине может грозить политически мотивированное уголовное преследование и бесчеловечное обращение в следственных изоляторах.
По нашему мнению, основным источником политически мотивированного преследования в России является Чеченская республика. Правительство Чечни проводит жесткую политику подавления прав человека. Представитель «Вайфонда» — фонда, оказывающего помощь чеченцам и ингушам, Мохмад Абдурахманов считает, что любой чеченец, бежавший от преследований в Европу, будет подвергнут избиениям или иным видам наказания за саму попытку скрыться, вне зависимости от того, было ли его преследование политически мотивированным изначально. Необходимо отметить, что сам Мухаммад и его семья просят политическое убежище в Германии на основании существования угрозы его жизни в Чечне.
При таких обстоятельствах суды стран ЕС должны самым тщательным образом изучать каждое уголовное дело, возбужденное в Чечне. Европейские суды должны признавать крайне высокий риск того, что человек может подвергнуться пыткам или внесудебной казни.
Следует отметить, что решения Конституционного суда Германии от 30.10.2019 (2 BvR 828/19 и 2 BvR 517/19) обратили внимание на то, что именно в Чечне проблема нарушений прав человека стоит особенно остро. Мы надеемся, что эти решения повлияют на суды Германии в оценке рисков нарушения прав россиян при экстрадиции, и что примеру Конституционного суда Германии последуют суды других стран ЕС.
Однако опасения в ситуации с экстрадицией вызывает не только политика России. Как упомянуто выше, суды в Европе, принимая решение об экстрадиции, запрашивают у России гарантии предоставления представителям выдающей страны возможности отслеживать судьбу экстрадированного и возможности его посещения. Это одна из гарантий, предлагаемых ЕСПЧ, однако ее эффективность напрямую зависит от усилий исполнительной власти страны. Насколько нам известно, в посольстве Германии в России нет сотрудника, который занимался бы тем, что посещал экстрадированных или хотя бы делал запросы о их судьбе. В посольстве Польши есть лишь один сотрудник, который этим занимается, однако у него нет возможности посещать хотя бы значительную часть экстрадированных. Таким образом, данная гарантия не должна рассматриваться судами в качестве эффективной: в реальности она никак не влияет на безопасность экстрадированного обвиняемого. Судам следует использовать ее только в тех случаях, когда существует уверенность, что обвиняемого действительно будут посещать.
Можно подытожить, что на данный момент европейские суды не уделяют должного внимания рассмотрению дел, решения по которым могут стоить гражданам России жизни. Получил отказ в политическом убежище и Мохмад Абдурахманов из «Вайфонда»: суд пришел к выводу, что он может вернуться в Россию, но ему стоит поселиться в другом российском регионе. Тот факт, что его родной брат Тумсо является известным блогером, открыто критикующим режим Кадырова, и то, что спикер чеченского парламента Магомед Даудов публично объявил Тумсо кровную месть, на суд впечатления не произвел. Сейчас Мохмад Абдурахманов оспаривает решение об отказе. В феврале 2020 года на Тумсо Абдурахманова, который обратился за политическим убежищем к властям Польши (и тоже получил отказ), было совершено покушение в его собственной квартире — возможно, это повлияет на итоговое решение суда?
Similar Posts:
References
| ↑1 | Dzgoev v Russian Federation [2017] EWHC 735, 24 February 2017 |
|---|
